Пыщуг

Часть четвертая книги "Пыщуганье" - Военное лихолетье

                                                                     

В ТРУДЕ, КАК В БОЮ

      22 июня 1941 года районная газета «Знамя больше­визма» в передовой статье призывала жителей района не допустить ни одного пожара. Но когда пыщужане получили газету, пожар войны, разожженный гитле­ровскими захватчиками, бушевал от Баренцева до Чер­ного моря. Война нарушила мирный труд наших лю­дей. В Пыщуганье, как и по всей стране, прокатилась волна митингов и собраний, на которых трудящиеся выразили жгучую ненависть к фашистским агрессорам и готовность сделать все для полной победы над врагом. В райкомы партии и комсомола, райвоенкомат стали поступать десятки писем и заявлений с просьбой отпра­вить на фронт. Первыми добровольцами пошли в Крас­ную Армию коммунисты А. Замураев, А. Морозов, А. Харинов, П. Лобов, А. Климов. Много было заявлений от девушек-комсомолок. Работники райздравотдела комсомолки К. Бобарыкина, Т. Толченицына заявили, что преданность делу партии обязывает их встать на за­щиту Родины.

          Проводы первых защитников Родины превращались в многочисленные митинги. В селе Михайловица на проводах присутствовало 160 человек. П.А. Миронов, А.А. Худяков перед односельчанами заявили, что бу­дут храбро защищать свою любимую Родину до полной победы над фашистскими захватчиками. Многие перед отправкой на фронт подавали заявление в райком пар­тии о приеме их в члены ВКП(б). Комсомолец А.И. Со­ловьев, получивший повестку об отправлении в Красную Армию, писал: «Хочу идти на фронт коммунистом. Доверие партии, звание коммуниста оправдаю в боях с фашизмом».

        В июле 1941 года группа бойцов по дороге на фронт, обращаясь к жителям Пыщуганья, писала в районную газету: «У всех нас одно желание, как можно скорее, с оружием в руках идти на подлого врага. От вас, остав­шихся в колхозах и учреждениях, требуется уборку урожая провести без потерь, аккуратно провести все го­сударственные задания. Это будет лучшей помощью нам в победе над врагом». Письмо подписали Н.А. Пе­ревалов, В.А. Королев, Я.Н. Разуваев, Н.К. Козин, Н.Я. Корепов, В.М. Волков.

       Наши матери и дети, провожая на фронт своих му­жей отцов и братьев, были убеждены, что наша армия, несо­крушимая и легендарная, в боях познавшая радость побед, быстро разобьет врага, и солдаты с победой вер­нутся домой. Если бы тогда кто сказал, что воевать при­дется 4 года и погибнет 20 миллионов советских людей, то того посчитали бы за сумасшедшего или, сразу же, посадили за пораженчество, как врага народа.

     Те, кого провожали в первые дни войны, почти все поги­бли. Не знал и я, десятилетний парнишка, провожая отца на 3-й день войны, что он погибнет в Донских сте­пях. Когда поступила команда призывникам: «По ма­шинам», он простился с матерью, побежал к своим то­варищам. Уже спустя много лет, мать рассказала мне, что у отца не хватило духа подойти ко мне проститься. Он сказал матери, что боится показать слезы сыну. Для него, 30-летнего крестьянина, слезы на людях явля­лись проявлением мужской слабости.

          Я писал письма на фронт: «Ты, отец, от пуль прячь­ся под кустом, они тебя не тронут». Он мне ответил: «Сынок, помнишь, мы с тобой на берегу реки Ветлуги были и нас кусали комары. Так здесь в нашу сторону летит больше пуль, чем комаров на берегу, и от них под кустом не спрячешься». Каждый вечер перед сном мы, четверо его детей в возрасте от 10 лет до 1 года, вместе с матерью молились перед иконой, просили Божью Ма­терь спасти от пуль нашего отца. Это не помогло. Он, видимо, чувствовал, что никакой ангел-хранитель от фашистских пуль его не спасет. В последнем письме пи­сал: «До свидания, до свидания, видно, до свиданьица! Оставляю я вас без всякого вниманьица!»

      Матери и дети жили одинаковой надеждой до самого Дня Победы. И только в 1945, когда  стали приезжать фронтовики, мы почувствовали, что своих отцов не уви­дим никогда. Матери стали вдовами, а дети — сиротами. Райком партии постоянно принимал непосредственное участие в проведении всех организационных и политических мероприятий, связанных с мобилизацией людей на фронт. Был установлен контакт с военкоматом, заслуши­вались на заседаниях бюро отчеты о выполнении мобили­зационных планов. В районе была организована работа по подготовке резервов фронту. С первых дней октября 1941 года в 14 учебных пунктах по 110-тичасовой про­грамме готовили ворошиловских стрелков, пулеметчи­ков, лыжников и связистов. На курсах медсестер обуча­лось 38 девушек. За годы войны воинское обучение про­шли тысячи пыщужан, которые пополнили ряды Крас­ной Армии.

         Сразу же, с начала войны, наша местная промы­шленность приступила к выполнению военных зака­зов. Райпромкомбинат изготовлял лыжи, сани, повоз­ки. Была организована выделка овчин, шитье полу­шубков, шапок и рукавиц. На лесозаготовках возникли фронтовые бригады. Только зимой 1941-1942 года на заготовке дров для Северной железной дороги работало 450 человек. Ими заготовлено и вывезено 32250 куби­ческих метров дров. В течение всей войны мобилизация  на лесозаготовки мужчин от 16 до 55 лет и женщин от 18 до 55 лет рассматривалась как призыв на фронт. Вся­кое уклонение считалось дезертирством и каралось законом. Девушки из Верхнеспасского сельсовета Н.В. Шистерова, Н.П. Будеева, А.Н. Шистерова, при месячной норме 75 кубических метров заготовляли по 95. Их имена заносились на районную Доску почета. Десятки девушек были призваны на военные заводы и рытье окопов. К сожалению, сегодня они не приравнены к участникам войны и получают мизерные пенсии. Война тяжело отразилась на сельском хозяйстве. На фронт было послано 773 лошади, 14 автомашин, 5 тракторов, 204 повозки. На фронт ушли наиболее квалифициро­ванные кадры. Основная часть крестьянского труда ле­гла на плечи женщин и подростков В первые месяцы войны было подготовлено 98 председателей колхозов, 196 бригадиров, 168 звеньевых, 78 заведующих ферма­ми. 45 девушек и женщин окончили курсы трактори­стов и стали работать на тракторах. Многие стали шо­ферами и комбайнерами. Среди них часто встречаю бывших трактористок: Александру Вакеевну Бессоно­ву, Марию Ивановну Перминову, которые утверждают, что колхозное поле для них напоминало фронт: «Хотя вокруг нас не свистели пули и осколки, но порой доста­валось сполна, так же как бойцам переднего края. На­ши машины были маломощные, изношенные, к тому же работали на березовой чурке, а бензину для запуска мотора давали всего 250 граммов на сутки. Теперь та­ких тракторов и в помине нет. Так что нам тоже хвата­ло лиха. Зимой замерзали, а летом не было спасу от зноя и пыли. Это сейчас у механизаторов утепленные кабины и всяческие устройства, а тогда этого не было, но никто не роптал, не опускал руки. Вместе с фронто­виками и мы ковали победу над врагом. В период войны нас в МТС работало 123 девушки и женщины. О каждой из нас можно написать историю героического труда на колхозных полях». Ни одно важное событие, которое происходило на фронте, в стране, за рубежом, не оставалось неизвест­ным труженикам Пыщуганья. И на каждую победу на фронте они старались ответить ударным трудом. Так было в памятные дни разгрома гитлеровских полчищ под Москвой, Сталинградом, под Орлом и Курском и в других жестоких битвах. Как ни трудно было за все го­ды войны, район успешно проводил все сельскохозяй­ственные работы. В 1944 году к уборке урожая в колхо­зах было подготовлено 520 овинов, риг и 212 крытых токов. Днем и ночью не затихала осенняя страда на полях. На уборке кроме колхозников работало 1250 ра­бочих и служащих райцентра и 2955 школьников. Учи­тельница Верхнеспасской школы Бессонова (Яркова) Зина­ида Александровна, работая на комбайне, перевыпол­няла дневное задание, за что ей было присвоено звание лучшего комбайнера области. «Не забыть мне, — рас­сказывает ветеран труда Николай Федорович Косарев, — как и меня, 12-тилетнего подростка, взяли в ночь скирдовать снопы. Всю осеннюю темную ночь я сидел около скирды и играл на гармошке, а женщины шли на звук этой музыки, подносили снопы. Так было постоян­но. Днем жали хлеб, а ночью скирдовали, зачастую об­молачивали». Но хлеб надо было не только убрать, об­молотить, но и сдать государству. А это надо было везти за 70 километров, в город Шарью. На вывозке хлеба комсомольцы создавали красные обозы. Над подводами развевались знамена и плакаты: «Все для победы!», «Колхозный хлеб воинам — на окончательный разгром врага», «Гвардейцы тыла — боевой гвардии фронта». Только в колхозах Верхнеспасского сельсовета было органи­зовано 14 красных обозов. В 1944 году красные обозы, созданные комсомольцами и молодежью района, вы­везли зерна государству 683 тонны. За все годы войны только половина засеянных площадей обрабатывалась тракторами и комбайнами, а остальные поля — на ло­шадях, быках и коровах.

        Когда теперь рассказываешь молодежи о том време­ни, как пахали, убирали в войну на «буренках» — не верят. «Да неужели так было, что на коровах пахали? Как же это можно?» Не только можно, но и нужно бы­ло. Ежегодно в каждом колхозе готовили по 5-6 коров и быков. В 1944 году к полевым работам подготовили 560 голов крупного рогатого скота. Ежедневно работало по 260 голов. В 15 лет пахал на быке в деревне Погорелка Александр Замураев. За высокие показатели был зане­сен на районную Доску почета. «Приходилось мне, так же, как и другим мальчишкам военных лет, на быке бо­ронить колхозные поля, а уж когда исполнилось 15 лет, доверили пахать на паре лошадей, — вспоминает он. — С матерью и двумя младшими братьями, да двумя жен­щинами — соседками и их детьми таскали плуг, распа­хивая по очереди наши огороды. Конечно, вся тяжесть в упряжке ложилась на наших матерей, ведь нам было в ту пору по 12-13 лет.» В колхозах района постоянно велась борьба за увеличение поголовья скота, повыше­ние его продуктивности. В 1944 году на животноводче­ских фермах имелось 25617 всех видов голов скота. Фермы были полностью укомплектованы кадрами. Из 1084 работников животноводства — 253 доярки, 181 те­лятница, 225 конюхов.

           В течение всей войны жители района снабжали фронт мясом, молоком, яйцом. Трудовой подвиг труже­ников Пыщуганья, совершенный в годы войны, высоко оценен страной. Более 5000 колхозников, рабочих и служащих удостоены медали «За доблестный труд в Ве­ликой Отечественной войне 1941 — 1945 годов». Пер­вый секретарь райкома ВКП(б) А.А. Кузнецов, предсе­датель райисполкома В.А. Кузнецов и уполномочен­ный Наркомзага по Пыщугскому району Г.П. Пересторонин награждены «Орденом Отечественной войны II степени».

     Трудящиеся района поддерживали всенародные инициативы по оказанию помощи фронту. В августе 1941 года коллектив учителей Пыщугской средней школы обратился к труженикам района поддержать инициативу москвичей ежемесячно отчислять в фонд обороны страны однодневный заработок. Колхозники отчисляли трудодни, засевали сверхплановые «гекта­ры обороны». 17 августа 1941 года на всесоюзном комсомольско-молодежном субботнике на полях района ра­ботало 962 человека. В фонд обороны перечислено 5026 рублей. За первые три месяца войны трудящиеся райо­на отчислили из заработной платы 61000 рублей.

      Наряду с перечислением в фонд обороны, по почину рязанских и тамбовских колхозников, шел сбор на строительство боевой техники. В 1942 году на постройку танковой бригады Горьковского комсомола, эскадрильи самолетов «Вале­рий Чкалов», танков «Пионер» и «Таня» было внесено 817 тысяч рублей. Вносили деньги все: старики, жен­щины и дети. Так, 35 учащихся Малокаменской школы II-Николаевского сельсовета в декабре 1942 года на стро­ительство эскадрильи «Валерий Чкалов» внесли 415 рублей. Ученик 3 класса Паша Глушков внес 30 рублей, Аркаша Шистеров — 25 рублей, первоклассники Витя Будеев, Вера Смирнова внесли по 20 рублей. В сборе средств на постройку танков участвовали все пионеры и школьники. Они работали в летние канику­лы, а заработанные деньги отдавали для победы над врагом. Только за один день ребята Михайловицкой се­милетней школы заработали 250 рублей.

    В фонд Красной Армии поступали не только денеж­ные средства, но и продовольствие. В 1943 году колхо­зами Верхнеспасского сельсовета было сдано в фонд победы 900 пудов зерна. В подлинно народное движение превратился сбор те­плых вещей. С начала войны по первое января 1943 го­да было собрано для Красной Армии 554 полушубков, тулупов, бекеш, 124 меховых и овчинных жилета, 968 пар валеной обуви, 647 пар шерстяных носков, 992 па­ры шерстяных рукавиц, 470 шапок-ушанок, 248 кур­ток, 963 пары портянок. В промкомбинат передано 3512 овчин, 1467 кг шерсти, из которых шили полу­шубки и изготовляли валеную обувь. За первые три го­да войны отправлено на фронт и в госпитали 8000 про­дуктовых посылок. В блокадный Ленинград со станции Шарья ушел вагон с продуктами от жителей Пыщуганья. У пыщужан была хорошая традиция — посылать в воинские части в посылках письма. Сердечные строки согревали солдатские сердца, звали их к подвигу во сла­ву Отчизны.

       Вот одно из писем: «Haш колхозный привет вам, до­рогие защитники Родины. Мы, колхозники колхоза «Власть Советов» Колпашницкого сельсовета, шлем вам, храбрые воины, наши новогодние подарки и при­зываем вас стойко защищать нашу родную землю, ис­треблять немецких фашистов всех до одного. Мы здесь, в тылу, будем трудиться не покладая рук и сделаем все, что потребуется от нас для уничтожения фашистской гадины. Колхозники Н. Игнатов, М. Игнатов, И. Бес­сонов». Получая посылки, защитники Родины благодарили пыщужан за заботу. В районной газете 1 мая 1942 года было опубликовано письмо с фронта труженикам райо­на от бойцов-разведчиков 67 и 112 горно-кавалерий­ских полков. «Ваши посылки, дорогие друзья, мы по­лучили, примите наше красноармейское спасибо. Мы воодушевлены вашей заботой о нас и обещаем бить вра­га, не давая ему пощады».

          Родительской заботой и вниманием окружали пыщужане ленинградцев, эвакуированных из героического города. Многие дети воспитывались в детском доме села Пыщуг. В улучшении условий жизни детей прини­мали участие все жители района, особенно комсомоль­цы и молодежь, пионеры и школьники. Так, в январе 1942 года учащиеся Горкинской школы собрали 270 ру­блей, на эти деньги купили материю для детских пла­тьев. Ребята собирали шерсть, из которой вязали дет­ские носки и рукавички. На средства колхозов в селе Верхнеспасском был сооружен межколхозный детский дом на 70 человек для детей-сирот военнослужащих. Большая забота проявлялась о семьях фронтовиков. На первое марта 1943 года 1108 семей военнослужащих обеспечивались хлебом и 900 семей топливом. При рай­центре из учащихся Пыщугской средней школы было создано три тимуровских отряда. В августе 1941 года районная газета писала, что пионерки Фаина Монашенкова, Галя Реброва, Вера Бессонова, каждый день поли­вают овощи в огороде, пилят дрова, выполняют другие работы в хозяйстве ушедшего на фронт Н. Бобарыкина, жена которого Е. Бобарыкина работает скотницей в колхозе «13 лет Октября». Тимуровские команды были созданы во всех школах района. Они оказывали прак­тическую помощь семьям военнослужащих и инвали­дам войны. Помощь семьям фронтовиков кре­пила единство фронта и тыла, воодушевляла воинов в борьбе с захватчиками.

...Четыре года шел к Берлину советский солдат, осво­бождая от фашистской чумы города, восстанавливая срытые гитлеровцами пограничные знаки государств Европы. Тысячу четыреста восемнадцать дней и ночей ковали советскому солдату люди тыла меч Победы. В этот океан труда впадала и река помощи фронту людей Пыщуганья.

 

                                  ЛИЦОМ К ЛИЦУ.  ПЕРВЫЕ ПОБЕДЫ ПОД МОСКВОЙ

        С первых дней войны на самых видных местах ви­сел плакат — женщина с суровым лицом держит в руках текст военной присяги, а сверху крупными бу­квами написано: «Родина-мать зовет!»  За годы войны по зову Родины на фронт ушло более 5118 человек — это почти четвертая часть населения района. Около 1000 человек их находилось в 322-ой, 118-ой, 16-ой и 145-ой стрелковых дивизиях, сформированных на тер­ритории Горьковской области в первые месяцы войны. Когда изучаешь архивы военных лет, которые бе­режно хранятся в райвоенкомате, перебираешь их мо­билизационные страницы, похоронки, письма с фрон­та, кажется, что они и сегодня пахнут порохом и ды­мом, пропитаны горькими слезами матерей, жен и де­тей. Они вызывают чувство гордости за старшее поколе­ние, которое, встав в ряды защитников Родины, про­явив мужество и героизм, победило врага.

          В апреле 1955 года в районную газету пришло пись­мо подполковника в отставке А. Климова. Он писал: «Осенью 1939 года большая группа ребят из Пыщуга была призвана в прославленную 32-ую стрелковую ди­визию. Ту самую, которая громила японских самураев в 1938 году на озере Хасан. Здесь ковалось военное ма­стерство. С тех пор прошло четверть века, но никогда из моей памяти не уйдут ребята, с которыми я начинал службу: Саша Бессонов и Коля Лебедев из Михайловицы, Борис Макаров, Виталий Бобылев, Володя Бобарыкин и Макар Распопов из Воздвиженского сельсовета, механик МТС Иван Отопков и многие другие. Я рас­стался с ними на дорогах войны. Наша дивизия в пер­вые месяцы войны была переброшена под Москву, где принимала участие в обороне. Здесь от имени дальневосточников полковник Полосухин, командир нашей ди­визии, давал клятву на Бородинском поле.

     Стойко сражались отважные дальневосточники под Москвой. Недаром дивизии в 1941 году одной из пер­вых присвоено высокое гвардейское звание. Она стала 29-ой гвардейской. Дороги войны разлучили меня с од­носельчанами. Оглядываясь на пройденный путь, хо­чется словами песни спросить: «Где же вы теперь, друзья — однополчане?»

      Подполковник А. Климов мог бы добавить в своем письме, что воинам полосухинской дивизии предстали на Бородинском поле знаменитые гранитные памятни­ки войны 1812 года — Шевардинский редут, Багратионовы флеши, батареи Раевского. Казалось, что из глу­бины веков доносится до защитников благородный клич их предков: «Ребята! Не Москва ль за нами? Ум­рем же под Москвой!..» В течение веков для русских людей Москва была не только столицей и надеждой. Потому за Москву совет­ские солдаты стояли насмерть не столько по приказу, а по зову сердца. В тот день, 12 октября, когда Гитлер планировал в Москве провести парад своих войск, всту­пили прямо с поезда в бой воины 32-ой стрелковой ди­визии. «В полдень 12 октября, — пишет командир Д.Д. Лелюшенко, — над Бородинским полем появились «Юнкерсы», «Мессершмиты». На защитников Мос­квы, словно морские волны, накатывались одна танко­вая группировка за другой...»

      Личную храбрость, смекалку и находчивость про­явили крестьянские парни. На пути германских танков они создали барьер из сена, соломы, хвороста и других горючих материалов протяженностью в полкилометра. Когда пошли танки, этот барьер был подожжен. В ре­зультате образовался сплошной огневой вал. Пламя вы­сотой до 2,5 метров бушевало в течение двух часов. Встретив на своем пути сплошную стену огня танки, повернули и подставили таким образом свои бока под выстрелы наших противотанковых орудий. Из сорока вражеских машин 25 осталось на месте. Некоторые по­зиции не раз переходили из рук в руки.

      Мне неизвестно, в каких полках 32-ой дивизии сра­жались воины-пыщужане, но солдаты всех трех пол­ков: 113-го, 17-го, 322-го сражались насмерть. Когда комиссар 32-ой дивизии Г.М. Мартынов с двадцатью восемью воинами спасал знамя 17-го полка, они почти все погибли. Лишь чудом остались в живых комиссар и знаменосец Жданов, вынесший знамя.

       После упорных боев врагу 18 октября 1941 года уда­лось овладеть Можайском. В период осенне-зимней битвы за Москву погибли и пропали без вести воины-пыщужане полосухинской ди­визии: Будеев Сергей Дмитриевич из Верхнеспасского сель­совета, Бобарыкин Александр Андреевич из деревни Ираклиха, Шорохов Петр Александрович из деревни Середняя, Коноплев Дмитрий Николаевич из деревни Вшивцево, Кузнецов Анатолий Алексеевич из деревни Огарково, Трухин Николай Васильевич из деревни Чихалы, Распопов Макар Семенович из деревни Боровая. Из 114 парней, призванных в эту дивизию, в боях с врагом погибло более 50 воинов-пыщужан, а пулемет­чик 113-го стрелкового полка из деревни Карманиха Н.Н. Нечаев попал в плен. После освобождения, в 1945 году, он воевал в составе 178-ой стрелковой дивизии. В декабре 1941 года 32-я стрелковая дивизия была центром обороны наших войск на Наро-Фоминском на­правлении в районе деревни Акулово. Стальной стеной она встала на пути гитлеровцев и 4 декабря 1941 года перешла в наступление. Когда дивизия получила гвар­дейское знамя, Виктора Ивановича Полосухина не бы­ло в живых. Он погиб при освобождении города Можайска 28 февраля 1942 года, не дожив десяти дней до свое­го 38-летия.  Измотав и обескровив противника в упорных оборо­нительных боях, войска Красной Армии готовились к контрнаступлению. 29 ноября 1941 года Г.К. Жуков звонит Сталину о включении 10-ой армии в состав За­падного фронта. Сюда были включены 322-я стрелко­вая дивизия полковника Филимонова и 328-я стрелко­вая дивизия полковника Еремина, сформированная в городе Костроме. В рядах первой воевало 204 воина из нашего района, а также призывники из Кологривского, Мантуровского, Шарьинского районов.

        К исходу дня 4 декабря 1941 года командиры диви­зий 10-ой армии получили приказ командира, генерал-лейтенанта Ф.И. Голикова. В нем говорилось, что ар­мия наносит главный удар в направлении Михайлов - Солнечногорск. 328-ой приказано было 6 декабря на­чать наступление на город Михайлов, а 322-ой — на го­род Серебряные пруды. Дивизиям предписывалось с хо­ду вступать в бой. К месту боя 322-я дивизия шла уси­ленным маршем по 40-50 километров в сутки. Блестя­ще совершив более чем 100-километровый марш, бой­цы 322-ой дивизии первыми на южном направлении Западного фронта 6 декабря перешли в контрнаступле­ние. После внезапного удара к утру 7 декабря город Се­ребряные Пруды был освобожден. Враг так поспешно удирал из города, что оставил боевое знамя и кассу од­ного из полков 29-ой моторизированной дивизии. Так воины нашего района в составе 322-ой дивизии выпол­нили приказ командующего Западным фронтом Г.К.Жукова. Успешно справились с задачей по освобождению го­рода Михайлова бойцы 328-ой, 330-ой стрелковых ди­визий, в которых тоже были солдаты-пыщужане. В Михайлове, кроме трофеев, был взят хлебозавод со свежим хлебом, который после боя с аппетитом ели бойцы.

      После этого Г.К. Жуков приказал 322-ой, 328-ой и 330-ой дивизиям взять г. Белев. С боями 27 декабря 322-я дивизия подошла к городу, который немцами был сильно укреплен. Во всех камен­ных постройках и храмах, их насчитывалось 35, фаши­стами были оборудованы опорные пункты. А подступы к городу прикрывали минные поля. И, что не менее важно, фашисты, обороняясь, сидели в тепле, а нашим солдатам приходилось наступать в трескучий мороз. Бои за овладение городом велись круглосуточно. Лишь в последний день 1941 года воинами трех дивизий го­род Белев был полностью очищен от немецких войск. Новый военный 1942 год 322-я дивизия встретила в освобожденном городе. Довольные, не остывшие от не­давнего боя, они разместились в пустых храмах. А за тем — новые бои. В ночь на 13 декабря 1941 года в бой вступила при­бывшая с Урала 363-я стрелковая дивизия. Высокую оценку боевым действиям 1207-го стрелкового полка этой дивизии дает в своих мемуарах командующий 30-ой армии Д.Д. Лелюшенко. Вместе с командиром 1207-го стрелкового полка искусно управлял боем его на­чальник штаба старший лейтенант П.М. Замураев, жи­тель деревни Гарца. Он погиб 20 марта 1942 года, захо­ронен в деревне Кольцово Ржевского района Калинин­ской области.

      В битве под Москвой возглавлял штаб 1-го батальона 664-го стрелкового полка лейтенант Б.И. Гороховский из деревни Морошкино Пыщугского сельсовета. Умер от ран 6 апреля 1942 года, похоронен в Московской области. В «Книгу Памяти» погибших под Москвой за­несено более 40 пыщужан. Про многих наших воинов в книге сказано, что они пропали без вести в октябре-де­кабре 1941 года в Московской области. Они так же по­гибли, защищая столицу. Всего в битве за Москву погибло 926224 советских воина. Такова цена, которую заплатил наш народ, за­щищая столицу нашей Родины. В декабре 1966 года отмечалось 25-летие разгрома немцев под Москвой. У древней кремлевской стены бы­ли погребены останки Неизвестного солдата, погибше­го смертью храбрых при защите Советской столицы. Могила Неизвестного солдата стала священным местом для каждого из нас. Она воплощает скорбь народа о по­гибших героях, преклонение перед их подвигом, нашу боль и нашу гордость.

                      

УЧАСТНИКИ ОБОРОНЫ СТАЛИНГРАДА

        В один из декабрьских дней в полевой госпиталь Сталинградского фронта на станцию Утта в Кал­мыкии доставили очередную партию раненых. Медсестра Антонина Худякова, просматривая доку­менты новых пациентов, обнаружила в обложке парт­билета политрука 34-ой Гвардейской стрелковой диви­зии Григория Тарасенко письмо к сыну Гарику. Взвол­нованная, прибежала в палату, чтобы увидеть автора письма, но ей сказали, что политрук Тарасенко только что скончался. Вот что писал Григорий Алексеевич: «Дорогой сын Гарик! Я был тяжело ранен, а сотни ты­сяч отцов погибли в борьбе с заклятыми врагами — не­мецкими фашистами, которые напали на нашу страну, нарушили мирную жизнь, принесли много горя. Но я умираю глубоко уверенный, что ты, мой сыночек, бу­дешь жить в свободной, цветущей стране, будешь учиться в советской школе, самостоятельно выбьешься в люди и, как я когда-то, будешь узнавать из истории про дни Отечественной войны, читать рассказы про самоотверженные подвиги героев войны. И ты, мой лю­бимый сыночек, не покраснеешь за меня, а сможешь гордо сказать: «Мой отец погиб в борьбе за будущее сча­стье, верный присяге и Отчеству». Я в жестокой борьбе с фашистами своей кровью завоевал тебе право на счастливую жизнь».

      В тяжелых боях в составе 34-ой Гвардейской диви­зии, в те же самые декабрьские дни 1942 года, сража­лись несколько воинов-пыщужан. Возможно, в том са­мом бою был ранен и в том же самом госпитале 17 дека­бря 1942года умер от ран рядовой 105-го Гвардейского стрелкового полка 34-ой Гвардейской дивизии Дашков Анатолий Васильевич из деревни Белая. Он захоронен в деревне Олинг, в Калмыкии.   В Пыщуге проживает участник декабрьских боев ря­довой Замураев Павел Ильич. Он рассказывает, что вместе с ним в тех боях в составе отдельного Гвардей­ского батальона участвовали Коновалов Иван, Перву­шин Василий, Ваганов Александр, Щепин Василий из Заветлужья, Дашков Анатолий из деревни Белая, Ло­бов Василий из деревни Крутая. Павел Ильич хорошо помнит своего комбата Скарикова и политрука батальо­на Поляшова, под командованием которых они отбива­ли атаки фашистов. Когда Павлу Ильичу позвонили из военкомата для выяснения, является ли он защитни­ком Сталинграда, он ответил: «Нет. Я от него был дале­ко, воевал в калмыцких и донских степях«. Да, далеко. Протяженность Сталинградского фронта временами со­ставляла более 300 километров. Замураев сражался вне Сталинграда. На его, так сказать, дальней орбите. Но именно такие, как он, встали на пути Манштейна и не дали прорвать кольцо окружения, чтобы вызволить войска Паулюса.

    В одном из боев 14 декабря 1942 года Павел Ильич был ранен. Это произошло рано утром. Темно. Ничего не видно. «Лишь бы не попасть в плен», — думал он. И все время был в сознании. Когда услышал русскую речь, крикнул. Его подобрали и отправили в полевой госпиталь. «В тот же день в госпиталь, — вспоминает Павел Ильич, — поступил один из командиров нашего ба­тальона. Он сказал, что мой двоюродный брат Лобов Ва­силий погиб. Во время боя, спасаясь от немецких тан­ков, они хотели на автомашине оторваться от них. Но в машину попал вражеский снаряд. Все погибли. В этот же день, 14 декабря, погиб Коновалов Иван Иванович. Оба захоронены в деревне Нюкюи, в Калмыкии». Спустя 60 лет пришло сообщение, что командир отделения 34-ой Гвардейской стрелковой ди­визии сержант Коновалов Иван Иванович в сентябре 1999 года перезахоронен в братской могиле поселка Халкута Яшкульского района. А останки Лобова Васи­лия Петровича были обнаружены на месте боев свод­ным поисковым отрядом г. Астрахани «Эхо войны» ле­том 1999 года и захоронены в сентябре в поселке Зюнгар Яшкульского района в Калмыкии.

      В составе 34-ой Гвардейской стрелковой дивизии сражался Николай Васильевич Чечулин, который за мужество и отвагу получил звание Героя Советского Союза. На полях Сталинградской битвы сражались более сотни воинов-пыщужан. В составе 214-ой стрелковой дивизии генерала А. Н. Бирюкова в начале июля 1942 года прибыл на Сталинградский фронт политрук 788-го полка Савиновский Михаил Григорьевич. О том, как сражалась эта дивизия под Сталинградом, хорошо рас­сказано в мемуарах командующего 62-ой армии генера­ла В.И. Чуйкова «От Сталинграда до Берлина».      Несмотря на ежедневные жестокие бои, Михаил Григорьевич послал в районную газету «Знамя больше­визма» в стихотворной форме «Письмо подруге». Автор выражает общее настроение воинов-сталинградцев, веру остаться живым, после победы прийти домой и жизнь улучшить в сотню раз. В то же время он не боит­ся сказать своей жене Ольге Николаевне, что может по­гибнуть в окопах Сталинграда.

И может быть, в боях жестоких

 За счастье, Родину мою,

За жизнь моей семьи и многих

Отдать придется жизнь свою.

Так пусть же так, мы знаем твердо:

Победа наша уж близка.

И знамя ныне реет гордо,

 Как символ смерти для врага.

         Так оно и случилось. Вместо мужа Ольга Николаев­на получила воинскую книжку за № 13311. Михаил Григорьевич погиб 9 сентября 1942 года и захоронен в деревне Гнилая Сталинградской области.

В мемуарах В.И. Чуйкова говорится, что 214-я стрелковая дивизия, прибывшая на фронт из района Тулы, 25 июля 1942 года приняла первый бой. Значит, Михаил Григорьевич в непрерывных боях пробыл более полутора месяцев. В Книге Памяти указано: в Сталин­градской битве погибло более 30 воинов-пыщужан. В бою на участке обороны 62-ой армии 22 июня 1942 года погиб курсант отдельной роты 10-ой дивизии войск НКВД Курмашев Алексей Макарович из деревни Реутиха, он захоронен на хуторе Вертячий. 31 августа погиб рядовой 4-ой Гвардейской стрелко­вой дивизии Замураев Семен Александрович из дерев­ни Погорелка. Он захоронен на станции Лог. 14 января 1943 года погиб рядовой 208 стрелкового полка 206 стрелковой дивизии Козлов Григорий Ва­сильевич с хутора Соколовский. Он захоронен на терри­тории бывшего Городищенского района. 25 сентября 1942 года умер от ран в 32-ом медико-са­нитарном батальоне 27-ой Гвардейской стрелковой ди­визии рядовой Хрушков Иван Яковлевич из деревни Карманиха. Он захоронен в братской могиле в 5 кило­метрах юго-восточнее станции Качалино. 20 января 1943 года погиб и захоронен в поселке Балка Дубовая рядовой 245-го артиллерийского полка Разуваев Петр Иванович из села Пыщуг. В полевом госпитале умер от ран 5 октября 1942 года младший лейтенант Харинов Василий Панфилович из деревни Слепенкино. Он захоронен на хуторе Н-Паницкий Фроловского района. На станции Котлубань 8 августа 1942 года погиб и захоронен рядовой 64-ой армии Храбрецов Александр Тимофеевич.

      «На моих глазах, — рассказывает участник Сталин­градской битвы Ширяев Павел Алексеевич, — погиб 2 сентября 1942 года рядовой Суровцев Иван Васильевич из деревни Липовцы Носковского сельсовета, он захо­ронен в деревне Грачи Сталинградской области». В полевом госпитале умер от ран Тумаков Василий Николаевич из деревни Пустосилово Головинского сельсовета. Он захоронен в деревне Клетская Клетского района.

      После разгрома немецких войск под Сталинградом многие воины-пыщужане с медалью «За оборону Ста­линграда» на груди принимали участие в Курской би­тве. Среди них: комсорг батальона Бурков Алексей Ни­колаевич, начальник разведки топографической служ­бы полка Ярышев Николай Николаевич, Герой Совет­ского Союза Чечулин Николай Васильевич.

       Рано утром 8 августа 1944 года войска 34-ой Гвар­дейской стрелковой дивизии 46-ой армии первые всту­пили на территорию Болгарии. Придя на Шипку, совет­ские солдаты, пережившие Сталинградскую битву, сто­яли возле могил героев 1877 года. Они гордились по­двигами и мужеством своих дедов и прадедов. Среди них был воин-сталинградец Алексей Недогонов, кото­рый в 1944 году писал:

Сними пилотку, сталинградец,

Здесь наши прадеды лежат!

Я к храму шел с боями славы

Сквозь Сталинград,

Сквозь огонь и дым.

И я оружьем добыл право

Стать на колени перед ним.

«...МЫ ПОГИБЛИ, ЧТОБЫ ЖИЛИ ВЫ...»

        С древних времен о героической обороне многих городов и крепостей сложено немало легенд и сказаний: античная Троя, древний Карфаген, защита Севастополя в Крымской войне, Шипка, Верден. Но эти сказания бледнеют перед бессмертным подвигом Ле­нинграда. Со дня основания на территорию этого города не сту­пала нога иноземного завоевателя. К городу Петра гит­леровцы стремились с не меньшим упорством, чем к Москве. Еще в начале войны Гитлер говорил: «Основа­ние Санкт-Петербурга Петром Великим было фатальным со­бытием в истории Европы, и поэтому город должен исчезнуть с лица земли». Это значит, фашисты уничто­жили бы огромнейшие ценности, созданные нашим на­родом в течение столетий. Они переплавили бы на пуш­ки Медного всадника и коней Клодта, разрезали бы на блоки и увезли в фашистское логово гранитную Алек­сандровскую колонну, ободрали бы золото с Исакиевского собора, Адмиралтейской иглы, Петропавловского шпиля, взорвали бы сами сооружения. Они уничтожи­ли бы Эрмитаж и Публичную библиотеку, Зимний дво­рец и Смольный. Да разве все перечислишь? «От одного того, — писали защитники Ленинграда, — что все это может случиться, и по тротуарам Невского проспекта загремят кованые фашистские сапоги, внутри холодит и руки сами тянутся к автомату».

     Помощь Ленинграду оказывала вся страна. На 5-й день войны, 28 июня 1941 года, на укомплектование Сланцевского гарнизона под Ленинградом Пыщугским райвоенкоматом было отправлено 137 человек. Стан­ция Сланцы находится на границе Псковской и Ленин­градской областей, и именно здесь воины-пыщужане одни из первых встретили врага, рвавшегося к Ленин­граду. Многие из них в этих местах погибли и пропали без вести. На станции Сланцы погиб и захоронен Зайцев Василий Александрович, 1912 года рождения, из села Михайловичи. Всего за годы войны на Северо-Запад­ном, Ленинградском и Волховском фронтах воевало свыше 1000 воинов-пыщужан. Из них 169 погибли и за­хоронены на ленинградской земле. Многие воины до сих пор считаются пропавшими без вести и не числятся в списке погибших. Когда десятки фашистских диви­зий прорвались с северо-запада к Ленинграду, стремясь охватить его огненным кольцом, из Забайкалья была сюда брошена 65-я стрелковая дивизия. Это та самая дивизия комдива Кошевого, в которую осенью 1940 го­да  были  направлены  новобранцы  из  Пыщугского района.

     «В суровые декабрьские дни, — писала 22 февраля 1982 года газета «Призыв» в статье «Солдат войны» — 65-я дивизия была переброшена под Тихвин. Так нача­лась фронтовая жизнь артиллериста Шуракова Федора Кузьмича. Прорвав сильно укрепленную оборону не­приятеля, дивизия углубилась на 50-ом километре и за­цепилась за плацдарм в районе Мясного Бора, отражая яростные атаки врага. Пушки от беспрерывной стрель­бы перегрелись и вышли из строя, тогда пошли в ход трофейные 105-ти миллиметровые орудия немцев. Прямой наводкой, беглым огнем бил Федор по пулеметным гнездам фашистов, по волнами прокатывающимся немецким цепям. Много было крови в этой схватке».

     В своих воспоминаниях самую высокую оценку дает воинам 65-ой дивизии под командованием генерала П.К. Кошевого командующий Волховским фронтом К.А. Мерецков. «На 65-ю дивизию, — писал он, — ле­гла самая тяжелая задача — овладеть городом. Для нас освобождение Тихвина в то время приобретало исклю­чительно важное значение. Оно являлось вопросом жизни Ленинграда и Ленинградского фронта». Следует добавить, что здесь проходила железнодорожная ли­ния, которая связывала центр нашей страны с Ладогой, откуда по Ладожскому озеру шло снабжение Ленин­града.

       Много мог бы рассказать о трагических днях рядо­вой из деревни Белая, Михаил Борисович Мороков. Он писал: «Когда в 1942 году норма выдачи хлеба в блокад­ном Ленинграде доходила до 250 граммов, увеличива­лась эвакуация детей и женщин. Они и оказались жерт­вами воздушных фашистских пиратов (...) На моих гла­зах была потоплена баржа с эвакуировавшимися деть­ми, спасены были немногие. А в другой раз многие дети, их матери, старики уже проследовали путь «До­роги жизни», но не успели погрузиться в вагоны, как немецкие бомбардировщики начали сбрасывать бомбы. Люди стали спасаться, кто как мог. Я стоял на посту, ох­ранял доставленные на озеро боеприпасы, военное сна­ряжение, продукты питания. Мимо меня, вижу, бегут две девочки лет семи — десяти, не знают, куда спря­таться. Я их толкнул в траншею, приказал не высовы­ваться. А когда бомбы перестали рваться, слышу, жен­щина плачет, детей ищет. «Вон в траншее сидят две девчонки, — говорю обезумевшей женщине, — не твои ли?» Девочки оказались ее. Женщина поблагодарила меня, солдата, что я помог ее дочкам укрыться от бомб».

      «Усиливался поток груза в блокадный город, — вспоминает Мороков, — в зимнее время. Теперь шли с Большой земли автомашины. Шли, главным образом, ночью. Мы, солдаты, сопровождали груз наверху в ку­зове. Ведет шофер машину, держит открытой дверцу, в случае, если машина угодит в плохо замерзшую ворон­ку, чтобы можно было выскочить из кабины. Случа­лось, попадали в ледяные могилы. Сверху мы успевали спрыгнуть на лед, а шоферу не всегда удавалось спа­стись. Много раз я проследовал путь по «Дороге жизни», сопроводил сотни тонн груза, не раз был на волоске от смерти да миновала судьба, остался жив».

     Зима брала свое. Холод и голод косили людей в го­роде и на фронте. В дневнике, посвя­щенном своим детям, внукам и правнукам, защитник Ленинграда Константин Кириллович Одинцов расска­зывает о трагедии тех лет: «Я сражался под Ленинградом в качестве командира орудия 234-го артиллерийского полка 188-й стрелко­вой дивизии. Здесь много было воинов из Пыщугского района. В 3-х километрах от города Старая Русса, в бо­лотах, в лесной глухомани, война огнем крестила нашу молодость. Город Старая Русса — районный центр, по величине небольшой. Расположен на возвышенности. Нами просматривался он хорошо. А немцами наши по­зиции еще лучше, так как мы находились в болоте. Да­же окопы не выроешь в воде. А у нас пушки, лошади. Нам надо боеприпасы и продовольствие. Так вот, чтобы оградить пушку земляным валом, надо построить два забора в один метр по ширине и в середину набросать грязи, которая застывает, и получается защита от ос­колков и пуль. Землянки, в которых мы жили, строили таким же способом. Отапливать их приходилось только ночью. Я был командиром орудия и одновременно заме­стителем политрука. Стрельбу из пушек вели ежеднев но по огневым точкам противника. Зима была слишком суровой. Весь декабрь и до апреля сорок второго года морозы стояли сильные, доходили до минус 46 граду­сов. Правда, мы одеты были в начале 1942 года хорошо. Получили полушубки, валенки, шапки, ватные брюки и фуфайки, да и теплое белье. А до этого, в декабре, по­мерзли основательно. Когда имели шинель и ботинки с обмотками, было архитрудно. Многие смерть получили от мороза. Но мы с другом Ясневичем устраивались так. На ночлег подстилали одну шинель, а другой накрыва­лись, как одеялом, и заставляли часового завалить нас снегом. Этот способ был единственным спасением от мо­роза. Немец на этом направлении наступление не вел по­тому, что препятствие было. Во-первых, болота и река Ловать. Но враг есть враг. Немцы придумали окружить нас, находившихся в обороне. Мы перестали получать боеприпасы и продовольствие. Пожилые бойцы не вы­держивали и умирали. С голоду опухали, мы с трудом вытаскивали из землянок, а похоронить, закопать было невозможно — болото оттаяло, так и оставались в воде. Лошадей всех съели. И так продолжалось до 3-го мая 1942 года. В этот день нас всех отправили в госпиталь, потому что мы были дистрофиками. Сначала нам давали по полстакана какао, затем норму прибавляли, и в течение месяца  мы  набрали  нормальный  вес.  И  снова на фронт».

         С голода воины под Ленинградом умирали не только зимой, но и летом. В одном из извещений, имеющихся в архиве райвоенкомата, написано: «Известите граж­данку Перфилову в том, что ее муж, Перфилов Петр Аносович, рядовой 44-го дивизиона 513-го лыжного полка, из деревни Ираклиха Пыщугского района, нахо­дился на излечении с 20-го августа по 1-е сентября 1942 года. Умер. Диагноз: дизентерия, дистрофия, авитаминоз Bl, В2. Похоронен на кладбище № 2, у школы, станция Кукуй, Киршинский район, Ленинградская область».

        Лыжные полки и батальоны были сформированы в большинстве дивизий Волховского и Ленинградского фронтов. Поскольку Вологодская и Костромская обла­сти относятся к северному региону страны, многие пыщужане воевали в составе лыжных батальонов и пол­ков. В том, что гитлеровские войска не были так быстро выбиты из-под Ленинграда, как от Москвы, командую­щий Волховским фронтом выводит ряд причин: сфор­мированные в короткий срок воинские части не про­шли полного срока обучения. Много пополнения посту­пало из южных областей, слабо ориентировались в ле­сах и болотах, боялись отлучиться друг от друга, чтобы не заблудиться. Значительно лучше, в смысле реакции на местность,  выглядели лыжные батальоны. Из-за нехватки стрелкового оружия некоторые солдаты были вооружены только гранатами. Одна такая стрелковая бригада была названа гренадерской (в 18-19-ом веках на вооружении у гренадеров были ручные гранаты). 

        В 65-ую дивизию пол­ковника Кошевого влилось 47 воинов-пыщужан. «При­быв в дивизию (под Ленинград), — вспоминает ветеран Лев Зиновьевич Тумаков, — мы получили привезенное в бричках, прямо собранное с поля боя оружие. Мне сначала досталась винтовка с прицелом, а затем уда­лось обменять ее на автомат. После этого мы нагрузи­лись боеприпасами и 30 мая 1942 года вступили в бой».

      Посетив в то время нашу дивизию, командующий Волховским фронтом К.А. Мерецков писал: «На ее обо­ронявшиеся части противник обрушивал мощные уда­ры авиации и артиллерии. В воздухе стоял непрерыв­ный гул, то и дело прерывалась связь с подразделения­ми, нарушалось управление. Наши войска несли боль­шие потери, но дрались с неослабевающим упорством». Итак, с 30 мая по 26 июня, мы вели каждый день же­стокие бои. После одного такого боя нам удалось про­бить в районе деревни Мясной Бор коридор 300-400 ме­тров, по которому должны идти из окружения части 2-ой ударной армии.

           По расчищенному нами коридору 24 и 25 июня вдоль узкоколейной железной дороги вместе с ранеными по­шли и здоровые бойцы, как очумелые от радости. А их бы надо направить в бой, чтобы оказать нам помощь для расширения коридора. В результате 25 июня нем­цы захлопнули горловину и не позволили в дальней­шем выход из окружения наших частей. А генерала Власова мы видели в войсках и надеялись на него. О том, что он сдался в плен, командование фронта нам первое время не говорило. Хотя мы узнали об этом на следующий день. Немцы нас буквально засыпали ли­стовками, призывая последовать примеру предателя Власова. У меня, как и у всех, возмущению не было предела. Из 47 человек, прибывших в то время на по­полнение 65-ой стрелковой дивизии, вернулось только четверо. 9 февраля 1943 года в период прорыва блокады Ленинграда погиб мой земляк из 2-го Николаевского, солдат отдельного лыжного батальона 65-ой дивизии Альгин Николай Григорьевич. Сам я был ранен 5 марта 1943 года». К словам ветерана можно добавить: в этих боях погибло много солдат и офицеров Волховского фронта.

     В конце 1942 года войска Ленинградского и Волхов­ского фронтов готовились к прорыву блокады Ленин­града. Местом проведения прорыва блокады ставкой был выбран Шлиссельбургско-Синявский выступ, об­разовавшийся в результате выхода немецких войск к южному побережью Ладожского озера в сентябре 1941года. Здесь всего лишь 16-ти километровое про­странство, занятое и укрепленное противником, разде­ляло войска Волховского и Ленинградского фронтов. Вот эту сильно укрепленную оборону противника и предстояло прорвать. Казалось, достаточно было одно­го сильного удара, и блокада прорвана. Но это не так. «Я редко встречал местность, — пишет К.А. Мерец­ков, — менее удобную для наступления. У меня навсег­да остались в памяти бескрайние лесные дали, болоти­стые топи, залитые водой, торфяные поля и разбитые дороги. В трудной борьбе с противником много сил тре­бовала борьба с природой. Чтобы воевать и жить, вой­ска вынуждены были строить вместо траншей древо-зе­мляные заборы, вместо стрелковых окопов — насы­пные открытые площадки. На протяжении многих ки­лометров прокладывать бревенчатые настилы и гати, сооружать для артиллерии и минометов деревянные платформы.

       ...Почти единственным сухим местом на этом напра­влении были Синявинские высоты, которые на 10-15 метров возвышались над окружающей плоской равни­ной. Естественно, именно они стали ключевой позици­ей на пути наступления наших войск, тем более что с них противник имел круговой обзор на несколько километров. Для успешного проведения прорыва блокады в
составе обоих фронтов были созданы ударные группировки войск. Ударной группировке Волховского фронта предстояло прорвать оборону врага на участке Липки — Гайтолово, овладеть рабочими поселками № 1, № 5, Синявино и, соединившись с войсками Ленинградского фронта, наступать на юг. Главная роль в решении этой задачи отводилась 2-й ударной армии генерал-лейтенанта В.3.Романовского. В армии насчитывалось 2 стрелковых дивизий, 2.лыжные и 4 танковые бригады, танковый полк, 4 отдельных танковых батальона, 38 артиллерийских и минометных полков, а так же инженерные части ».

     В прорыве блокады предстояло принимать участие воинам Пыщугского района. Много было их в составе 372-ой, 376-ой, 378-ой и 128-ой стрелковых дивизий, в 15-ой стрелковой бригаде. Прорыв обороны противника начался 12-го января 1943 года. В 11 часов 15 минут войска 1-го эшелона 20 ударной армии при поддержке авиации и артиллерии перешли в наступление на фрон­те Липки-Гайтолово. Перед началом атаки один час сорок минут продолжалась артподготовка. Бомбили врага несколько десятков советских самолетов. Они разрушали укрепления противника в районе рабочих поселков № 4, № 5, № 7 и Синявино. По заявлениям пленных гитлеровцев, артиллерийский огонь очень устрашающе действовал на них. Например, солдат Вильгельм Ламайер заявил: «Я до сих пор не могу забыть впечатле­ния от губительного огня пушек. Как вспоминаю весь адский грохот, разрывы снарядов и мин, так снова и снова меня бросает в дрожь».

          К исходу дня войска армии местами продвинулись  всего лишь на 3 километра. Прорвав 1-ю позицию про­тивника севернее и южнее рабочего поселка № 8, овладели рощей Круглая. В ночь на 13 января 1943 года закрепились на достигнутых рубежах, а с утра снова всту­пили в бой. Это был массовый героизм. Ни одному из сражав­шихся нельзя отказать в храбрости. Трусов и панике­ров там презирали. Да их и не было.

     В своем очерке «Удар под Ленинградом» замести­тель командующего Волховским фронтом генерал ар­мии И.И. Федюнинский приводит письмо, полученное им от бывшего солдата П. А. Климова, который сражал­ся под Ленинградом в рядах 1030-го стрелкового полка 260-ой стрелковой дивизии: «Перед нами проходили сильно укрепленные позиции противника. Нашей третьей роте была поставлена задача, во что бы то ни стало овладеть важной высотой и заблокировать немец­кие огневые точки. В роте было 25-30 активных шты­ков, командовал ею только что окончивший военное училище юноша — многие из солдат годились ему в отцы. Рота успешно выполнила боевой приказ. Высота бы­ла взята. Теперь нужно было ее удержать. Мы знали, что противник не успокоится, он примет все меры, что­бы вернуть потерянное. И мы стали укрепляться. Вско­ре, как мы и ожидали, противник начал атаку. На опушке леса показались неровные цепи. Фашистов бы­ло несколько сот. Они шли, не торопясь, не пригибаясь к земле, во весь рост. Лейтенант вгляделся и сказал: «Пьяные». И действительно, была пьяная ватага. Они шли, расстегнув мундиры, что-то хрипло выкрикивая. Их было в несколько раз больше, чем нас. Удержимся ли?

        И тогда парторг нашей роты старший сержант Ша­повалов сказал: «Поклянемся, что высоту отстоим. Бу­дем драться до последней капли крови. Ведь это наша земля!» И мы поклялись. Мы били метко, немцы то за­легали, то поднимались вновь, то снова валились на землю и расползались во все стороны. Подступы к высо­те были усеяны трупами. И тут обрушилась на нас артиллерия. И пошли тан­ки. А за ними — автоматчики. Уже погибли Квашин, Кочерян, Смирнов, Котов. Были ранены Губин, Усти­нов, Лобадзе, Миронов. Раненые не покидали своих мест, продолжали стрелять, хотя сил у них становилось все меньше и меньше. Редели наши шеренги, а тут осколком мины тяжело ранило лейтенанта Коновалова. Парторг роты Шаповалов приказал оттащить его в ук­рытие, а сам принял командование ротой.

         Бой становился все яростнее. Казалось, нет больше сил держать врага. А он был уже совсем близко. Авто­маты к животу, крики, беспрерывная пальба. Гитле­ровцы в двух шагах, тяжело дыша, они лезут на нас, рвутся к пулеметным гнездам. Навстречу им встает Осипов, огромный, самый рослый солдат роты. Он бро­сается к первому немцу. Удар прикладом — и немец ва­лится к его ногам. Второй выхватывает нож, но при­клад достает и этого фашиста. А немцы все лезут и ле­зут, и нет им счета. И нет, кажется, сил их остановить. И тут из укрытия медленно вылез лейтенант Конова­лов. Гимнастерка в крови, порванная в клочья. Лицо белее мела, от нестерпимой боли он кусает губы. Страш­ным усилием воли он заставляет себя приподняться, за­махивается и бросает в сторону немцев противотанко­вую гранату. И падает. Тут, словно по отданному лейтенантом сигналу, гро­мыхнуло могучее русское «ура». На помощь к нам спе­шил батальон. Немцы не выдержали его стремительно­го натиска, побежали, оставляя десятки трупов. Все го­рело. Гул боя, затихая, откатывался вглубь фашист­ской обороны. А мы стояли на бруствере окопа пять че­ловек, оставшихся от роты лейтенанта Коновалова.

         Мы смотрели на лежащих вокруг наших товарищей, отдавших жизнь за свободу Родины. Они сделали все, что было в нечеловеческих силах, они клятву сдержали, выстояли. Они дрались с ненавистным врагом до по­следней капли крови».

      И так, до последней капли крови, дрались все. Я не берусь утверждать, что это письмо было написано П.А. Климовым — ветераном войны из села Пыщуг, его сей­час нет в живых. Но в 260-ую дивизию 6 апреля 1942 го­да Пыщугским райвоенкоматом было послано из райо­на 20 человек. В составе отдельного противотанкового истребительного батальона 260-ой стрелковой дивизии сражался рядовой Бобарыкин Михаил Николаевич, 1924 года рождения, из деревни Середняя. Погиб 5 мар­та 1943 года и захоронен в селе Челнышево Колпинского района.    Среди погибших — Осипов Михаил Васильевич, 1910 года рождения, из деревни Плешково, Заветлужского сельсовета, рядовой отдельного учебного батальо­на. Он погиб 21 января 1943 года и захоронен в лесу, в 2-х километрах восточнее поселка Синявино. Смирнов Александр Васильевич, 1901 года рождения, из дерев­ни Головино, погиб 14 февраля 1943 года и захоронен в рабочем поселке № 6. Таким образом, возможно, что в бою, который описан генералом И.И. Федюнинским, участвовали воины-пыщужане.

     Бои на Синявинском плацдарме продолжались в те­чение недели. В каждом из них воины обоих фронтов ежедневно расширяли на своих флангах бреши в фа­шистской обороне. Когда немцы у рабочего поселка № 1 хотели рассечь боевые порядки 372-ой стрелковой ди­визии и прорваться к поселку Синявино, им навстречу сделала по Ладожскому льду марш-бросок 12-я лыжно-стрелковая бригада и помогла разбить фашистов. 15-17 января 1943 года 123-я танковая бригада вместе с 372-ой дивизией освободила рабочий поселок № 8. В это вре­мя 376-я дивизия вместе с 64-ой гвардейской ворвались на станцию Синявино и освободили ее.

     ...18 января — день великого торжества 2-х наших фронтов, а вслед за ними всей Красной Армии, всего со­ветского народа: после семидневных боев войска Вол­ховского и Ленинградского фронтов 18 января 1943 го­да соединились и тем самым прорвали блокаду Ленин­града.

      Трудно определить, сколько воинов нашего района участвовало в прорыве блокады Ленинграда, но точно известно, что 78 из них погибли в этих сражениях. Сре­ди них в первый день наступления погиб замполит роты 1236-го стрелкового полка 372-ой стрелковой дивизии лейтенант Коновалов Александр Васильевич, 1902 года рождения, из деревни Морошкино. Захоронен в лесу, севернее 1200 метров рабочего поселка № 8, в квадрате 4198-4100. На второй день контрнаступления 13 января 1943 го­да погиб рядовой 499-го отдельного артиллерийского полка резерва главного командования Дранишников Николай Семенович, 1909 года рождения, из деревни Чихалы Пыщугского сельсовета. Захоронен в 1 киломе­тре севернее деревни Гайтолово. На 3-й день контрнаступления — 14 января 1943 го­да погиб рядовой Барышников Клим Иванович, 1913 года рождения, из деревни Калиновка. Он захоронен на станции Погостье. На этой станции весь 1942 год шли ожесточенные бои. Здесь погибли Белоусов Павел Сте­панович, Морозов Петр Ефимович, Попов Леонид Пав­лович, Ребров Федор Федорович, Черепанов Николай Николаевич — все из Носковского сельсовета. 24 января 1943 года в бою за поселок Синявино по­гиб старший лейтенант Куваев Иван Ильич из села Пыщуг. 18 февраля 1943 года погиб и захоронен в п. Синяви­но Бурехин Николай Лупантьевич из деревни Калиновка, в феврале погиб Баданин Дмитрий Яковлевич из де­ревни Пахомовцы.

      В бою с врагом 14 февраля 1943 года погиб младший лейтенант Мешалкин Александр Петрович, 1923 года рождения, из деревни Крутая. Он захоронен в селе Красный Бор. Здесь же погибли рядовые 134 гвардей­ского полка Бобылев Александр Иванович из деревни Притыкино, Долгоруков Дмитрий Ефимович из дерев­ни Липово, Каплин Василий Николаевич и Суворов Фе­дор Ильич из Носковского сельсовета. 22 марта 1943 года не пропал без вести, как записано в «Книге Памяти», а погиб рядовой 141-го минометно­го полка резерва главного командования Заболотский Василий Васильевич из села Кажирово. Он захоронен в лесу, в 2-х километрах южнее деревни Вороново. В августе 1943 года за эту же деревню погибли: Тарабаев Николай Сергеевич, 1896 года рождения, из дерев­ни Сливаловцы, и Дранишников Иван Семенович, 1913 года рождения, из деревни Чихалы.

         15 ноября 1942 года в распоряжение командира 15-ой стрелковой бригады была направлена Пыщугским райвоенкоматом группа мобилизованных воинов из 8 человек. В период боев на Синявинском плацдарме в феврале 1943 года все они погибли и захоронены в де­ревне Малая Дубровица. Это Федотов Александр Фи­липпович, 1895 года рождения, из деревни Белая; Пузырев Александр Андреевич, 1896 года рождения, из деревни Токовица; Кротов Николай Петрович, 1917 го­да рождения, из II-Николаевское, Игнатов Алексей Иванович и Игнатов Александр Иванович, 1917 года рождения, из деревни Казаковка. Погибли в один день 23 февраля. В период Ленинградской битвы погибли призванные из деревни Горка рядовые: Старков Василий Алексе­евич, наводчик 558-го гаубичного стрелкового полка резерва ВГК (Верховного главного командования), Старков Михаил Васильевич, 1894 года рождения, умер от ран 3 апреля 1943 года и захоронен в деревне Ребун Ленинградской области. И так, в каждом бою, погибали воины нашего райо­на, сражавшиеся с врагом в Ленинградских болотах.

       Летом 1943 года на Синявинском рубеже снова нача­лись ожесточенные бои.  «Кто из воинов, сражавшихся под Ленинградом, — пишет начальник инженерного управления Ленинградского фронта генерал-лейтенант Бычевский, — не помнит Синявских болот!.. Даже ночью тебя мутит от зловонных испарений, от смрада непрерывно тлеющего торфа. За неделю преют и рас­ползаются на солдатах гимнастерки. Узкие тропы меж­ду квадратами торфяных выемок пристреляны миноме­тами противника. Здесь нередко гибнут и санитары, выносящие раненых: они не могут быстро бежать. Здесь артиллеристы тащат оружие на руках. Я видел, как одно из них ушло в болото на 4 метра. Что же здесь делать танкам, хотя они и даны для боя?»

Здесь, после прорыва блокады на Синявинском рубе­же, высоты Безымянная и 43,3 находились в руках немцев. С этих высот вся панорама нашего переднего края просматривалась как на ладони. С их вершин фа­шистские наблюдатели корректировали артиллерий­ский огонь по нашей стороне и железнодорожным эше­лонам, которые шли к Ленинграду. Если бы Синявинские высоты были взяты с самого начала, железная дорога и параллельные грунтовые до­роги стали работать более ритмично. После того, как воины  128-ой стрелковой дивизии выбили немцев с огневой высоты, те всеми силами старались выбить наших бойцов. «Нередко случалось, — вспоминали ветераны, - что в кровопролитных сражениях дивизия теряла мно­гих бойцов. Старожилы в то время подсчитывали, что за сравнительно недолгий срок пребывания на «огнен­ной высоте» 43,3, пока подойдет очередь и на смену пришлют другое подразделение, из каждых десяти бой­цов и офицеров в строю останется три, остальные будут убиты или ранены. Высунуться за бруствер днем невозможно. Подверга­емся обстрелу от 2-х до 10-ти раз в сутки. Только ночью, между вспышками 2-х ракет выскакиваем из траншеи, чтобы набрать в котелки мутной воды. Прибывает пополнение, и опять воскресает 128-я ди­визия, как мифическая птица феникс из пепла, и опять ведет смертный бой, не отступая ни на шаг.»

         Ветеран Курской битвы Бобарыкин Василий Петро­вич рассказывал: «Сражавшиеся на огненной высоте часто схватывались врукопашную. А иногда просто между нашими и немцам проходили гранатные бои». Он с любовью отзывался о своем однополчанине, заме­стителе командира роты по политчасти 893 стрелкового полка 196-ой стрелковой дивизии Постылякове Федоре Пудовиче. Когда тяжелораненый Федор Пудович не мог нажать курок автомата, он стал отбиваться грана­тами. Погиб, как герой, 19 августа 1943 года и захоро­нен на этой высоте, южнее отметки высоты 43,3. Здесь же погиб и захоронен Криницын Николай Филиппович из Кокринского сельсовета. В августовских боях за деревню Мишкино погиб Ко-ноплев Федор Дмитриевич из деревни Пелягинцы. 19 августа 1943 года в боях за село Пено Старорус­ского района погиб капитан Зимин Алексей Кузьмич, 1910 года рождения, с хутора Базарова.  Своим упорством и беспримерным героизмом в боях за нашу Родину воины-пыщужане, как и все защитни­ки города Петра, прославили себя и ранее неизвестные никому Синявинские высоты. Поселок Синявино, деревня Липки, Черная речка, «Огненная высота» 43,3, восемь номерных поселков торфодобытчиков вошли в летопись Великой Отече­ственной войны вместе с Брестом, Сталинградом, Сева­стополем, Керчью, Малой землей, Мясным Бором, Нев­ской Дубровкой и другими пядями родной земли, обильно политой кровью воинов Советской Армии.

     Бывало, после похоронки солдат оказывался жив. Какая это была радость! О пережитом часто рассказывала в редакции газеты «Призыв» Морозова Елена Васильевна: «В мае 1941 года мы отпраздновали свадьбу, а как только началась война, муж Алексей ушел доброволь­цем на фронт. Попал в окружение под Ленинградом, был тяжело ранен и отправлен в госпиталь.  Домой пришло письмо, в котором говорилось, что муж не вер­нулся с поля боя. Затем он мне прислал письмо:

Ты просишь писать тебе часто и много,

 Но редки и коротки письма мои.

 К тебе от меня непростая дорога,

 И много писать мне мешают бои,

 И враг недалеко, и в сумке походной

Я начатых писем с десяток ношу.

 Не хмурься, родная, я выберу часик

 И все постараюсь тебе напишу.

 Пускай эта песенка вместо письма,

 Что не сказал в ней, придумай сама...»

Это письмо Елена Васильевна хранила как дорогую реликвию до самой смерти.

       В газете «Призыв» опубликовано письмо нашего зе­мляка Владимира Фанина, который после изгнания фа­шистов с территории Ленинградской области шел вме­сте с бойцами на запад. «Мы, комсомольцы, гвардей­ской ордена Красного Знамени и ордена Суворова ча­сти, — писал он, — прошли боевой путь от стен нашего великого города Ленинграда до берлоги немецкого зве­ря — фашистской Германии. За это время много наших воинов за боевые заслуги награждены орденами и меда­лями СССР. Я, как комсомольский работник, за боевые дела награжден орденом «Красной Звезды», медалью «За   оборону   Ленинграда»,   двумя   медалями   «За отвагу».

      С медалью «За оборону Ленинграда» на груди при­шли с фронта многие воины-пыщужане. Сегодня на ме­сте прорыва блокады Ленинграда стоит небольшой скромный обелиск в ограде из висящих цепей. Устано­вленный в 1973 году, он посвящен 30-летию прорыва блокады. На обелиске — мраморная доска, на ней текст: «На этом рубеже 18 января 1943 года соедини­лись войска Ленинградского и Волховского фронтов, прорвав блокаду Ленинграда».

            На Синявинском воинском кладбище стоит бронзо­вый солдат с опущенным после боя автоматом, возвы­шаясь над братскими могилами, стережет покой более 18 тысяч павших воинов. Здесь после войны перезахо­ронено много останков солдат и офицеров из всех ча­стей и соединений, воевавших на Синявинском рубеже. К сожалению, сегодня мы не знаем, сколько воинов из нашего района захоронено на этом кладбище и сколько до сих пор лежит в тех могилах, в которые их положили товарищи по оружию.

           Есть на «огневой высоте» памятник — «рубежный камень». Он входит в комплекс Синявинского военного кладбища и далее идет к востоку, включая рощу Кру­глую, Гайтолово и Вороново. На одной из граней «ру­бежного камня» высечено:

«Вы, живые, знайте, что с этой земли

Мы уйти не хотели, и не ушли.

Мы стояли насмерть у темной Невы.

Мы погибли, чтобы жили вы».                    

 Они шли в бой и гибли ради нас. А мы, живущие, должны сделать все, чтобы в мирной обстановке жило наше будущее поколение.

 

      ОПАЛЕННЫЕ ВОЙНОЙ

 

     Нельзя без волнения читать справку, дан­ную в Пыщугский райвоенкомат за подписью секрета­ря обкома комсомола 27 апреля 1942 года о том, что ко­манда девушек-комсомолок Пыщугского района в ко­личестве 35 человек прибыла в город Горький и напра­влена в часть. В другом, именном списке, указано, что 8 девушек, в том числе Дашкова Евгения Ивановна, Харинова Капитолина Ивановна, Храбрецова Любовь Васильевна, Наумова Вера Ивановна поступили в распоряжение ра­диошколы. «После нескольких месяцев учебы в Горьковской школе радиоспециалистов, — вспоминает Ев­гения Ивановна, — нас направили под Сталинград. Служили при штабе дивизии. В период боев обеспечи­вали связь с полками и батальонами».

           «Служба у девушек-радистов была очень опасная, — писали в газете «Призыв». — Они двигались вместе со своей дивизией. Приехав на новое место, должны были развернуться, замаскировать машину с радиостанцией. А сколько раз девушки попадали под обстрел. Сами бы­ли на волоске от смерти. Однажды, когда Женя дежу­рила с радистом, был получен приказ отходить. Дежур­ные радисты не должны покидать свое место. И они остались вдвоем. Вокруг горели деревья, в раскаленном воздухе от рвущихся снарядов висел жуткий грохот, вздымались огненные пучки вместе с вырванной зе­млей и черными клубами дыма. Бросить бы все да убе­жать, куда глаза глядят, только бы не видеть и не слы­шать этого. Но рация должна работать не смотря ни на что! И вот дан приказ отходить. Как только машина отъехала, в то самое место ударил снаряд. Вздрогнул, заполыхал пламенем тот клочок земли, где только что были оставлены свежие следы от колес».

     Во фронтовых подразделениях связи воевало более двадцати пыщугских девушек. Среди них сержант Бес­сонова Анастасия Устиновна и ефрейтор Реброва Ва­лентина Петровна в 97-м отдельном радиодивизионе специального назначения, Распопова Клавдия Петров­на в 413-м отдельном ордена Ленина и Красного Знаме­ни батальоне связи, сержант Бессонова Галина Иванов­на в 46-м батальоне связи. В 26-й отдельной роте связи на втором Белорусском фронте воевала ефрейтор Коса­рева Зоя Васильевна (Игумнова). В 381-м отдельном батальоне связи прошла боевой путь Углова Анна Тимофеевна.

       Самые душевные отзывы дает о девушках-связистах командующий 62-й армии Василий Иванович Чуйков. «Подразделения связи у нас, — пишет он, — в основ­ном были укомплектованы девушками. Если их посы­лали на промежуточный пункт связи, то можно было быть уверенным, что связь будет обеспечена. Пусть по этому пункту бьют артиллерия и минометы, пусть на него сыплются бомбы с самолетов, женщины без прика­за не уйдут, даже если им угрожает смерть». В Сталинградском корпусе, да и во всех воинских по­дразделениях войск противовоздушной обороны, в бое­вых расчетах, будь то у зенитных орудий или прожек­торных установок большинство составляли девушки.

          В составе 512-го зенитно-артиллерийского полка на­чала боевой путь Чечурова Екатерина Максимовна (Углова). Она охраняла небо Москвы от вражеской авиации. В числе первых их полк вошел и в освобож­денный Ржев. Затем она служила в прожекторной роте. Старшим прожектористом на фронте была Косарева Лидия Ивановна. В 29-м отдельном зенитно-артилле-рийском полку войск ПВО охраняли небо Родины и сби­вали фашистские самолеты Кузнецова Елена Павловна, Постылякова Екатерина Ивановна, Бобарыкина Алек­сандра Ивановна, Варакшина Анна Григорьевна, Майдакова Лидия Васильевна. Всю войну воевала зенитчи­цей Волкова Клавдия Петровна.       Сколько эти девушки спасли от разрушения зданий, военных объектов и человеческих жизней — никто не смог посчитать. Они мало говорят о себе, а больше о своих боевых подругах.

      Однажды я пригласил Екатерину Максимовну Чечурову. В беседе спросил: «Вам молодым девчонкам, во время боя было страшно? » Она удивленно пожала пле­чами, ответила, что не только девчонкам, но и ребятам было жутко. «Однажды, в конце войны, один молодень­кий солдатик утром говорит нам: «Ой, девчонки, как у меня сердце болит!» А вечером он погиб. Мы его похоро­нили. И вот так ежедневно! Утром все живы, а к вечеру кого-нибудь хороним». Среди таких девушек Климова Августа Ивановна из Реутихи, Зорихина Серафима Николаевна из Колпашницы воевали во фронтовой разведке.

            Не оценить всю меру подвига, совершенного в годы войны медицинскими работниками. До сих пор многие вспоминают похвалу своих подопечных, мучительно страдавших от ран: «У тебя ласковые руки, девочка!» А руки эти скатали тысячи метров бинтов, перестирали и перегладили тысячи наволочек, простыней и комплек­тов солдатского белья. Наверное, тысячи раз медсестры слышали голос солдат: «Сестра! Ой, скорее, умираю!» Справившись с одним раненым, она шагает к очередно­му с уже не нужной ампулой и шприцем. Как это знакомо медсестре 78-го военно-морского госпиталя Бессоновой Клавдии Григорьевне, старшине медицин­ской службы Волховского фронта Вере Дмитриевне Смирновой, отличнику санитарной службы Павле Александровне Бобарыкиной, Александре Васильевне Угловой, Зинаиде Петровне Политовой (Бессоновой).

    «Первое боевое крещение ефрейтор медицинской службы Зинаида Петровна, — писали в газете «Призыв», — получила в Подмосковье, где располагалась их 61-ая зенитно-артиллерийская дивизия, которая охраняла железнодорожный мост и небо Москвы. Затем ее пере­вели в военный госпиталь. В 1943, исколесив всю Рос­сию, госпиталь расположился далеко за границей, в Польше. Чего только не пришлось увидеть Зинаиде Пе­тровне: кровь и смерть следовали неотступно. Она кор­мила больных, писала письма их родным, стирала белье и бинты, промывала и перевязывала раны, дежу­рила у постели тяжелораненых. Первое время сомнева­лась в своих силах, боялась, а потом привыкла. Когда надо было обрабатывать страшные раны, и девчонки со­вещались, кому же идти к больному, шла она — всегда делала то, что тяжелее, и тогда, и потом». После окончания Омского медицинского института под Сталинград врачом в санитарно-эвакуационный госпиталь 221-ой стрелковой дивизии была направлена 19-летняя Резанова Нина Лаврентьевна, будущий за­служенный врач РСФСР. Самое страшное для врачей, медсестер и санитаров было то, что в их работе не предвиделось конца. Снова утром, днем и вечером, и ночью будет греметь канона­да. Они будут оперировать и перевязывать раненых.

     После окончания курса политсостава Любовь Кон­стантиновна Базарова (Пищева) была назначена заме­стителем начальника госпиталя по политической ча­сти. А затем ее боевой путь продолжался на Волховском фронте снайпером 121-го полка 44-ой стрелковой диви­зии. «Быть снайпером, — вспоминает она, — дело не­легкое, приходилось иногда сутками сидеть в снегу или в грязной яме без движения, выслеживая врага». На ее счету 9 фашистских солдат. Много это или мало? В пе­риод войны на каждого убитого немца мы спасали более двух наших бойцов. Значит, она сохранила 20 совет­ских солдат.

     Многие девушки были призваны во время войны на рытье окопов и на военные заводы.

     В первые месяцы после победы 1945 года в Пыщугском районном военкомате встало на учет 86 девушек, пришедших с фронта. Из них 11 коммуни­стов, 46 комсомольцев. У большинства — ордена и ме­дали. У всех в свидетельстве о демобилизации записа­но: здорова и подписалась на 4-ый государственный во­енный заем. На фронтовые дороги, начиная от полей Подмоско­вья до логова побежденного врага, были отданы юные годы, предназначенные учебе и любимой работе. В то же время у девушек в 20 лет это пора увлечений, друж­бы и любви.

       «Прошло после войны много десятков лет, но 1418 дней будут возвращать нас к молитве о Мире, — писала М.А. Смирнова. — Господи! Если нас постигнут новые испытания и скорби, молю тебя: «Будь рядом с нами в трудный час жизни, в минуты страдания нам помоги. Радость душевную, жажду спасения в наши сердца по­ложи».